В 2019 году венчурный рынок сократился, потому что ФРИИ перестали инвестировать в стартапы. То есть картина в самой своейсути не изменилась. Посевных инвестиций на российском рынке, по сравнению другими странами, почти нет. В ответ на идею об увеличении количества посевных фондов слышно: «Мы в это играли, это не летает». Однако, результат появляется, только если играть с тысячекратно большими суммами. Рынок не может развиваться без посевных денег внутри страны.
Со следующего года Россия будет развивать Национальный Сетевой Акселератор (НСА). Ведь стране нужны «единороги» — компании с оценкой более миллиарда долларов. А единороги большая редкость, нужны тысячи успешных стартапов, чтобы среди них «выстрелила» одна громкая история успеха. Создатели НСА предлагают увеличить число акселераторов, чтобы увеличить количество проектов. Но взаимосвязи между количеством акселераторов и количеством проектов, на мой взгляд, нет. Одни и те же проекты будут проходить параллельно несколько программ в разных акселераторах. А организаторы таких программ будут учитывать эти цифры в своих воронках, а потом суммировать в общую. Таким образом один стартап, который пройдет десять разных программ, десять раз попадёт в статистику.
Для появления проектов нужны не акселераторы, а деньги. Больше 60% стартаперов говорят о нехватке денег для развития. И самый острый дефицит именно в посевных деньгах. Условно, работают три парня на кадровых ставках, а потом решают создать стартап, и на что им жить? Чтобы уйти с работы, нужно прийти в какое-то место и получить там первый миллион, который они ближайшие полгода просто тупо проедят. Но зато за эти полгода станет понятно, полетит стартап или нет, и если нет — можно вернуться на работу или пойти делать следующий проект. А когда эти парни точно знают, что миллиона нигде нет, им остается только два варианта: личные деньги и частные инвесторы, которых в России очень мало в силу отсутствия предпринимательской и инвестиционной культуры.
В США, например, есть фонды и предприниматели, которые готовы раскидывать миллионы по проектам, вдруг что-нибудь да выстрелит. Плюс их правительство вкладывает в рынок. Это огромный объем и огромная индустрия. В голове же большинства наших соотечественников, кто мог бы выступать инвестором ранних стадий с небольшим чеком, не укладывается мысль, что деньги можно дать каким-то людям, чтобы те на них что-нибудь делали. А как они их вернут? Расписку напишут? Квартиру заложат? Инвестиции — это риск. Но наши «инвесторы» предпочитают купить квартиру за 10 млн, пусть стоит. Поэтому если есть у стартапера выходы на условного дядю Петю, он идет к дяде Пете и получает деньги. А если выходов нет — остается с носом.
Все вышеперечисленное касается именно ранней стадии проекта – то есть от нуля до еле работающего прототипа, когда в компании нет выручки, интеллектуалки и так далее. У нас достаточно инфраструктуры и фондов, которые дают стратапам чеки от 50 млн до миллиардов. Но в логике государственных чиновников, ответственных за венчурных рынок в стране, стартап — это успешно действующее предприятие с 5 тысячами человек. И такой подход не способствует увеличению количества проектов – раннюю стадию всё равно должен кто-то финансировать. Государство же этой проблемы не видит, оно не готово выкидывать деньги в посев и не хочет брать на себя такую ответственность. Посевных фондов с чеком от 1 до 30 млн в России катастрофически мало, это самые рискованные вложения, которые нужно целенаправленно взять и выкинуть на рынок. А теперь еще и ФРИИ, самый крупный посевной инвестор в стране, свернул свою активную фазу. Конечно, если заниматься посевными инвестициями, нужно понимать, что большая часть этих денег сольется вникуда. Но нет ни одной мировой практики, которая перешагнула бы этот этап. Даже есть отличная русская поговорка «что посеешь, то и пожнешь». Нельзя требовать от дерева плоды, если дерева нет, и никто не посадил семя для его появления.
Если начать создавать посевные фонды, к ним начнут приходить частные инвесторы. Есть мнение, что в стартапы начнут вкладываться корпорации, которые сейчас добровольно или принудительно входят на этот рынок. Но у корпораций другой интерес, им не выгодно делать из стартапа внешнюю рыночную компанию. Им выгодно купить проект, сделать его своим подразделением, а людей пристроить в штат. А такая ситуация не будет способствовать росту предпринимательства, то есть людей и проектов, которые работают в открытом рынке и для рынка.